Читать книгу "Девушка в лабиринте  - Донато Карризи"

– Как прошел матч? – поинтересовался сторож, ставя ведро на землю.

– Как всегда. – Странно, но ответил Пол. Только через много лет Робин понял, что друг осмелел потому, что хотел как можно скорее отделаться от Банни, которого боялся.

– Я часто за вами наблюдаю: вы прямо неразлучны. – Эта безобидная констатация факта вроде и не требовала ответа, но Банни еще не закончил. – Вижу, как вас третируют другие ребята. Но вы двое мне нравитесь, и я почти уже решил вам доверить секрет, о котором никто не знает… – Сторож закашлялся, сплюнул мокроту на мостовую. – Ведь вы умеете хранить секреты, правда? – Мальчики промолчали, но сторож упорно продолжал: – Есть у меня один комикс, который, сдается мне, вам должен прийтись по душе. Не из тех, какие покупает отец Эдвард… Мой комикс – особенный. – Глаза у Банни блестели.

– Что значит – особенный? – заинтересовался Робин.

Банни огляделся вокруг и вытащил из заднего кармана штанов свернутый в трубочку альбом.

– Кролик? Сказочка для сосунков, – презрительно проговорил Робин, глянув на обложку.

– А если я скажу тебе, что это совсем не так? – возразил сторож. – Если ты посмотришь на него через зеркало, увидишь такое, чего и вообразить нельзя.

Пол потянул Робина за край футболки:

– Мы к ужину опоздаем.

Но тот не обратил внимания.

– Я тебе не верю, – заявил он сторожу.

– Ну что ж, остается пойти ко мне и убедиться собственными глазами.

– Зачем это нам идти к тебе? – подозрительно осведомился Пол.

– На самом деле незачем: если у вас есть зеркало, я покажу хоть тут.

Ясно, что сторож их подначивал. Но Робина ему не перехитрить.

– Пойди принеси зеркало, а мы тебя тут подождем.

Банни лишился дара речи. Потом ухмыльнулся:

– Жаль, ребятки: я думал, это вас заинтересует. Что ж, покажу кому-нибудь, кто побойчее… – И он повернулся к ним спиной, собираясь уходить.

Пол продолжил путь, а Робин стоял на месте и смотрел, как сторож удаляется.

– Ну что, ты идешь? – спросил Пол у друга.

И Робин, с некоторой заминкой, отправился следом.

Они дошли до угла, где должны были расстаться. Полу нужно было свернуть направо, к зеленому дому.

– Все нормально? – спросил он у Робина, видя, что тот впал в задумчивость.

– Нормально, – ответил Робин.

– Мы с тобой по-прежнему друзья, правда? – робко проговорил Пол.

– Конечно друзья, – заверил его Робин.

Несколько секунд они молча глядели друг на друга.

– Ну, тогда пока, – сказал Пол, направляясь к дому.

Сделав несколько шагов, Робин оглянулся и посмотрел ему вслед. Подленький голосок твердил ему, что Пол никогда ничего не добьется в жизни. Голос этот был ему известен и принадлежал его отцу. Пока Фред Салливан бывал пьян, проблем не возникало. Но, отходя от пьянки, он буквально зверел. Либо колотил сына, либо придирался к нему без всякого повода. Особенно если вспоминал, что он – родитель, и выдавал настоящие педагогические перлы. К примеру: «Женщины умеют только одно». Или: «Не давай себя облапошить неграм». Но чаще всего звучало: «Водись с теми, кто лучше тебя». Робину нетрудно было бы установить, с кем «водиться», поскольку практически все были лучше его. Но если он будет и дальше корешить с «Полом – уродской рожей», его ни за что не примут ни в какую компанию.

В этот июньский день, под вечер, когда опускались сумерки, он вдруг вознегодовал: неужели даже сторож Банни может насмехаться над ними, выставлять их трусами? Наверное, пришла пора доказать, что они с Полом – разные люди. Поэтому Робин подождал, пока друг отойдет подальше.

Потом вернулся.

Подойдя к церкви, постучал в дверь, ведущую в подвал. Он собирался преподать сторожу урок, стащить у него что-нибудь и тут же сбежать. Потом предъявил бы краденое, похвастался перед ребятами своей удалью. Как говорил отец, чтобы научиться противостоять сильным, нужно начать угнетать слабых.

– Вижу, ты передумал, – отметил Банни, увидев мальчика у себя на пороге.

– Да, передумал! – бросил Робин ему в лицо.

– Тогда сделай милость, проходи… – И он показал на лестницу за своей спиной.

Робин последовал за ним, но, едва деревянная дверь захлопнулась за ним, его охватило дурное предчувствие.

Они спустились в подвал, туда, где располагалась котельная. Каморку Банни ограждала металлическая решетка, точно как в курятнике.

Робин огляделся.

В жилище сторожа ему стало неуютно. Туда не проникал солнечный свет, там воняло керосином. Раскладушка, дешевые безделушки на полочке, рабочий стол, железный шкаф. Банни тут же включил транзисторный радиоприемник, собранный из различных деталей в коробке для обуви: передавали веселый, жизнерадостный блюз, совсем не вяжущийся с окружающей обстановкой.

Сторож уселся на кровать, выдвинул ящик тумбочки и вынул зеркальце, чтобы показать секрет, содержавшийся в комиксе.

– Иди сюда, ко мне, садись поближе, – пригласил он, слегка похлопывая по одеялу. Тон его изменился, в нем появилась какая-то неприятная сладость.

Тут Робин испугался. Пол был прав, он не хотел больше оставаться здесь.

– Я, пожалуй, пойду, – робко проговорил он.

– Почему? Разве тебе здесь не нравится? – Сторож притворился обиженным. – Уверен, мы с тобой поладим.

– Нет, серьезно… Меня мама ждет, – пробормотал мальчик. – Наверное, ужин уже приготовила.

Его мать в лучшем случае припасла жареную курицу из супермаркета, купленную пару дней назад, и, скорее всего, швырнет ее на стол, даже не разогрев. Но в данный момент Робин съел бы какую угодно гадость, лишь бы уйти отсюда.

– Хочешь молока с печеньем? – спросил Банни, взял из шкафчика пакет и стал наливать молоко в грязный стакан.

Робин не ответил.

Банни огорченно покачал головой:

– Все вы одинаковые: сначала храбритесь, потом идете на попятную.

– Я не иду на попятную, может быть, в другой раз… – Но Робин пятился к выходу.

Банни взглянул на него серьезно.

– Мне жаль, парнишка, но это вряд ли возможно. – Он поставил перед ним стакан. – Давай пей свое молоко.

38

Через тридцать лет, прошедших с того дня, когда он спустился вслед за сторожем Банни в подвал, Робин Салливан, alias[9] Питер Форман, помнил всю сцену в мельчайших деталях. Запахи, затхлый холод, приглушенные звуки. Даже мелодия блюза навсегда запечатлелась в памяти.